Искатели прошлого - Страница 43

Штурман и его помощник тоже не смогли найти дорогу, так как много дней подряд стояла облачная погода и шли проливные дожди, а компас барахлил. Это факт, что кесу умеют влиять на показания наших компасов, но каким образом они это делают — неизвестно. Одни говорят — колдовство, другие считают, что они приносят для этого намагниченные железные предметы.

Когда они напали, таран-машине и одному из грузовиков удалось уйти. Как раз в это время из-за дождей разлились Протей и Улитка, притоки Хелены, поэтому погоня отстала, а спасшимся людям повезло наткнуться на затерянный в глухомани островок, пригодный для человеческого поселения. Там и прошли первые девятнадцать лет моей жизни.

Мне рассказали, что мама, Селина Ниртахо, перебралась жить на Кордею, когда вышла замуж за моего отца, а на Лаконоду она ездила навестить своих родителей.

Кондрата и Божену я не помню, они погибли в первый же год. Мне было восемь, когда Ансельма унесла лихорадка, и одиннадцать, когда Рустам умер от ран, полученных на охоте. К концу нас осталось четверо: Герман, Фархад, Ганна и я.

Они все вместе заботились обо мне, единственном ребенке в этом маленьком сообществе, а потом, когда я подрос, уже я о них заботился и в одиночку охотился, чтобы всех прокормить. Для меня Лес был родной стихией, ничего другого я не знал, а они, насильственно вырванные из городской жизни, пытались по мере сил к нему приспосабливаться, однако он так и остался для них чуждой средой.

Охотниками были только Рустам и Герман, и они привыкли пользоваться огнестрельным оружием, но патроны скоро закончились. Зато Фархад сделал луки и стрелы, и годам к десяти я стал заправским лучником. Питались мы тем, что удавалось поймать в силки или подстрелить, также грибами, плодами и орехами. Жили в маленькой бревенчатой хижине за частоколом, тут же стояли, потихоньку ржавея, полуразобранные таран-машина и грузовик. Уехать мы все равно не смогли бы, потому что управлять таран-машиной — сложное искусство, а Кондрат, водитель, умер.

У нас было не так уж много полезных вещей. Топливо, кое-какие инструменты, личное оружие, походная посуда. Полным-полно авторучек, ножниц, бритвенных приборов и консервных ножей — груз из второй машины, где также обнаружилось полсотни картонных коробок с книгами. Частная библиотека, завещанная жительницей Кордеи Меганой Петриш Благотворительному центру в Ормосе на Лаконоде.

Эта библиотека сыграла огромную роль в моей жизни. Я вырос дикарем, но очень начитанным дикарем, и к восемнадцати годам знал не меньше, чем мои сверстники, учившиеся в школах. Даже побольше, чем многие из них, потому что я-то учился не по принуждению, а из интереса.

Мои представления о жизни в цивилизованном обществе были обширны, хаотичны и на сто процентов умозрительны. Ты не видела, каким я был вначале — мы с тобой познакомились недавно, за эти пять лет я более-менее адаптировался. Особенно за последний год, благодаря помощи Дэниса, так что напрасно ты против него так настроилась. Но лучше буду рассказывать по порядку.

Библиотека Меганы Петриш не только дала мне образование, она не раз выручала нас. Там нашелся справочник лесных грибов и плодов, с картинками, подробными описаниями и советами, как отличить съедобные от ядовитых. Фархад откопал технический альманах с материалами о древнем холодном оружии, из которого узнал, как самому смастерить лук и стрелы, а Ганна постоянно заглядывала в книгу о целебных и колдовских травах (она, кстати, живет сейчас на Соррене и считается хорошей знахаркой). Так что мое уважение к книгам имеет под собой серьезную основу, это вовсе не "восторг дикаря перед символом человеческой культуры", как ты пошутила. Возможно, без библиотеки мы бы там просто не выжили.

Рассказать про Лес? Он окружал Селину сплошной темной стеной — просека, пробитая нашей таран-машиной, заросла без остатка в первый же год.

Огромные массивы елажника, похожие на скопления грозовых туч. Пестро-коричневые кувшинные деревья под шатрами ветвей, свисающих из "горлышек". Русалочьи хвосты, покрытые плотно прилегающими к стволам кожистыми серо-зелеными листьями, напоминающими чешую. Все это опутано лианами и облеплено грибами-светляками, так что до середины осени у нас была по ночам роскошная иллюминация, как в центре Танхалы по праздникам. Вокруг острова мерцало множество огоньков — голубые, зеленые, фиолетовые, золотистые. Вначале взрослые собирали золотистые грибы-светляки, чтобы использовать в хижине вместо ламп, но потом оказалось, что они привлекают летучих насекомых и вдобавок разъедают бревна до трухи, поэтому пришлось их выбросить.

Летом мы постоянно держали двух-трех носарок, их нетрудно поймать, и в первые годы у нас всегда были молоко, простокваша и творог. Меня выкормили молоком носарки. Мы нередко находили их по утрам обескровленными, с маленькими ранками по всему телу, особенно на шее, и тогда приходилось ловить новых. На ночь мы наглухо запирались, и медузники не могли до нас добраться, а если носарок закрыть в сарае, они начинали реветь и биться о стены — не могут сидеть взаперти, клаустрофобия.

Мне было шесть лет, когда меня искусали вьюсы. Ганна послала нас с Ансельмом за мыльными грибами, те росли на краю болота — сплюснутые светло-серые шары, скользкие на ощупь. Когда я полез туда, где их было побольше, из травы взметнулось облако белесой мошкары. Покусали нас обоих, и кожа отчаянно зудела, взрослые говорили "не расчесывай", но я не смог вытерпеть. Беалдри потом сказала, что от зуда помог бы сок растения ишийя (кто такая Беалдри — об это позже, и надеюсь, что мое знакомство с ней тебя не шокирует). В общем, с тех пор у меня лицо такое, как ты знаешь.