Вспомнив слова Бурхарда, я решил, что ничем не рискую.
— Миленький мальчик, да они же вас убьют! — всполошилась Доротея. — Это не люди, они хуже зверей. Я понимаю, что вы возмущены, любой порядочный человек возмутится, но мы-то что можем сделать? У меня четверо детей, и я постоянно боюсь, как бы с ними чего не случилось. Надо заставить полицию работать, чтобы приняли меры. Все мы, домовладельцы, платим налоги, вот и потребуем… Подпишите письмо, хорошо?
Она близоруко щурилась, высматривая в полумраке холла свою улетевшую петицию. Я поднял листок, поставил свою подпись, вернул ей и попросил:
— Пожалуйста, скажите всем, кто здесь живет, чтобы не вмешивались и не вызывали полицию, если увидят, что я дерусь с бандитами. Это мне помешает, я привык охотиться в одиночку.
— Выбросьте это из головы! Господи, вы насмотрелись фильмов про благородных героев, но кино — это романтика, а жизнь — это жизнь. В жизни героев убивают. Дайте мне слово, что вы не станете с ними связываться!
Наконец она ушла. Немного выждав, я оделся и отправился выслеживать этих людей-крикунов, о которых она рассказывала.
Закоулки у нас темные, а фонари горят хорошо, если через один — ты сама видела. Дома в два-три этажа, можно забраться на любую крышу и оттуда наблюдать, что творится внизу, да еще вокруг пристройки, заборы, кустарник — есть, где прятаться.
В первые вечера я только следил за ними, чтобы узнать, где они живут. В Лесу тоже, если охотишься на какого-то зверя, вначале стоит выяснить, где его нора. И только убедившись, что смогу любого из них найти, когда они не будут этого ожидать, я перешел в наступление.
Стычку я сам спровоцировал. Гогоча на всю улицу, с визгливыми истерическими выкриками (как они напоминали в этот момент лесных крикунов!), они ломали детские качели около дома Доротеи, и так уже наполовину сломанные. Я подошел и сказал, чтоб они отсюда убирались. Понимал, конечно, что не уберутся, но мне нужен был повод.
После всяких там "Чего?", "Повтори, чё ты вякнул?" и непечатных оскорблений кто-то из них крикнул:
— Здесь наша территория!
— Была ваша, теперь моя.
Тогда и началась драка. Их было человек четырнадцать-шестнадцать, парни примерно моих лет, нетрезвые, зато вооруженные ножами и кастетами. На мне была армированная следопытская куртка (между грубой кожей и теплой стеганой подкладкой — кольчужная сетка, я тебе показывал) и специально приобретенный мотоциклетный шлем. В каждой руке по длинному ножу — кесейская техника боя. Они за мной не успевали и достать меня не могли, а я метался среди них, распарывая одежду, нанося поверхностные раны, вожака убил ударом в сердце — он того заслуживал, крайне гнусный был тип.
Убедившись, что каждый так или иначе свое получил, я покинул поле боя, а утром пошел в лавку за хлебом, столкнулся там с Доротеей, и она охнула, схватившись за сердце. Она думала, что я уже в морге, потому что слышала ночью мой голос и шум драки, и знала, что под утро муниципальная машина увезла труп. Она решила, что это меня убили.
Дальше начался второй этап. Я вылавливал их поодиночке и каждому объяснял, что могу его запросто прикончить, причем мне за это ничего не будет. Вот что меня поразило: когда такой человек в стае и когда он сам по себе — это словно две разных личности. Один из них оказался тихим и робким в повседневной жизни подростком, который добросовестно заботился о больной матери и младшей сестренке. Жили они очень бедно, и перед тем как уйти я дал его матери денег — похоже, это его окончательно деморализовало и перепугало. Наверное, если б я его избил, и то был бы не такой сильный эффект.
И еще меня удивило их косноязычие. Если не считать мата и примитивных острот, они двух слов связать не могут, хотя выросли в городе. Я не мастер гладко говорить вслух, но по сравнению с ними я спикер парламента.
Наш район теперь один из самых спокойных и безопасных в округе. Мне еще три-четыре раза пришлось защищать "свою территорию" (в последний раз из-за Дэниса, и это была настоящая локальная война), зато с тех пор здесь тишь да гладь, даже когда я отсутствую. Так что, если все-таки переберешься ко мне жить, не пожалеешь. А Доротея меня опекает, поэтому не удивляйся, что она то пирожки приносит, то компот. Она говорит, все соседи боятся, что я вдруг решу продать дом и съехать".
— Похоже на приключенческий роман, — поделился впечатлениями Залман. — А про тебя тут ничего нет.
— Я появлюсь дальше, — усмехнулась Сандра. — Вот когда я появлюсь, тогда настоящие приключения и начнутся.
"Несмотря на ровные отношения с коллегами и соседями, я долго оставался чужаком в цивилизованном обществе. Не понимал намеков и подтекста в разговорах, не знал многих вещей из разряда "само собой разумеется", не всегда улавливал причинно-следственные связи между происходящими вокруг событиями. Конечно, можно жить и так, но мне хотелось включиться в эту жизнь по-настоящему. Мне хотелось все понимать.
В промежутках между рейсами я навещал Германа, Ганну и Фархада, но здесь они мне помочь не могли.
Я набросал мысленный портрет человека, в котором нуждался. Лучше, чтобы это был мой ровесник, умный, не раздражительный, не ехидный. Достаточно образованный, чтобы с ним можно было поговорить на любую тему, и чтобы он поправлял мою речь, но не издевался над ней (а то я иногда изъяснялся слишком неуклюже, мешая устаревшие книжные обороты с подхваченными где попало сленговыми словечками). Чтобы он знал всякие тонкости городской жизни, мог объяснить, как себя вести в том или ином обществе, и терпеливо относился к тому, что мне надо растолковывать элементарные вещи, известные каждому ребенку.